Форум » Литературная курилка » Поэты » Ответить
Поэты
tpek: В красной рубашке, с лицом, как вымя, Голову срезал палач и мне, Она лежала вместе с другими Здесь, в ящике скользком, на самом дне. А в переулке забор дощатый, Дом в три окна и серый газон… Остановите, вагоновожатый, Остановите сейчас вагон! А.Блок тяжело умирал от застарелой болезни сердца, незадолго до смерти он помешался; его воспаленным мозгом овладела навязчивая мысль: надо уничтожить все экземпляры поэмы "Двенадцать", из-за которой многие русские люди перестали подавать ему руку. Ему чудилось, что он уже уничтожил все экземпляры, но остался еще один, у Брюсова, и в предсмертном бреду Блок повторял: "Я заставлю его отдать. Я убью его". Перед расстрелом Гумилев написал на стене камеры простые и мудрые слова: "Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь". Г.Иванов передает рассказ С.Боброва, поэта-футуриста, кокаиниста и большевика, возможно, чекиста, с каким достоинством Н.Гумилев вел себя на расстреле: "Знаете, шикарно умер. Я слышал из первых уст. Улыбался, докурил папиросу... Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление... Мало кто так умирает..." Человек, который уничтожил Блока http://www.akirama.com/2017/04/14/2540/
tpek: Я влюблен в Вас, как гимназист, и когда Вас нет в Москве, гадаю, когда Вы приедете, по номерам автомобилей, по количеству голубей на подоконнике, по часам (четные-нечетные минуты) и Бог весть еще по чему. Я Вам даже не завидую. Чтобы Вас обрадовать хоть разок - сегодня в Литературной газете - статья Сарнова, где он цитирует две строки: я вернулся в мой город, знакомый до слез, до прожилок, - хоть автора не называет, но хвалит. Каково? На моем вечере было много мальчиков-девочек в возрасте от 18 до 80 лет; с некоторыми я говорил, и все, с кем я говорил, зачитывают до дыр журналы с Вашими стихами и любят их, говорят о них с горящими глазами. Чтобы Вам было веселей, посылаю Вам в этом письме открытку с портретом Модильяни. Боже мой, когда Вы снова приедете в Москву? Если я, как автор, буду когда-нибудь что-нибудь стоить, то только потому, что я - Ваша собственность, и, хоть Вы этого не замечаете, стоите надо мной, и я всегда задаю себе вопрос - понравится Вам или нет та или эта строчка. Из письма Арсения Тарковского Анне Ахматовой (28.11.1963) *** По льду, по снегу, по жасмину, На ладони, снега бледней, Унесла в свою домовину Половину души, половину Лучшей песни, спетой о ней. Похвалам земным не доверясь, Завершив земной полукруг, Полупризнанная, как ересь, Через полог морозный, через Вихри света - смотрит на юг. Что же видят незримые взоры Недоверчивых светлых глаз? Раздвигающиеся створы Верст и зим иль костер, который Заключает в объятья нас? Арсений Тарковский 3 января 1967
tpek: На следующий день после смерти Есенина 29 декабря 1925 года, ленинградская «Красная газета» опубликовала статью Бориса Лавренева «Памяти Есенина». Она имела подзаголовок: «Казненный дегенератами». И эпиграф: «И вы не смоете всей вашей черной кровью поэта праведную кровь». А завершалась так «И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнаженную правду и назвать палачей и убийц, палачами и убийцами, черная кровь которых не смоет кровяного пятна на рубашке замученного поэта». http://esenin.ru/o-esenine/gibel-poeta/braun-n-n-sergei-esenin-umer-pri-doprose
Salieri: Сорри, руки не дошли сразу прочесть, а потом чуть не забыл. Какой, оказывается, молодец Лавренёв! И Ленинград тоже молодец! Вот по этому самому сталин и перенёс столицу в Москву, ясен пень! Питерские интеллектуалы и сознательные рабочие его не устраивали, а устроила его мещанская Москва: она в торговле хитрая лисица, а перед князем — жалкая раба. Аналогично и в Украине кремлёвского горца не устроил университетский и промышленный Харьков (один «Березиль» Леся Курбаса чего стоил!), а устроил его патриархальный Киев. Где до этого даже не было большой городской площади, положенной современной столице, — вот этого самого Майдана
tpek: Цветаева и Парнок http://www.kulturologia.ru/blogs/210817/35718/
Крапива: Спасибо, оч интересно.
tpek: Сегодня очередная годовщина. Марине Цветаевой Была б жива Цветаева, Пошел бы в ноги кланяться - Пускай она седая бы И в самом ветхом платьице. Понес бы водку белую И пару вкусных шницелей, Присел бы наглым беркутом - Знакомиться ль? Молиться ли?.. Пускай была бы грустная И скатерть даже грязная, Но только б слышать с уст ее Про розовое разное. Но только б видеть глаз ее Фиалковые тени И чудо челки ласковой И чокнуться в колени. Жила на свете меточка Курсисточкой красивой, В бумажном платье девочка Петлю с собой носила. Писала свитки целые, Курила трубку черную, Любила спать за церковью, Ходить в пацаньих чоботах. И доигралась, алая, И потеряла голову, Одно лишь слово балуя, Ты замерзала голая. Один лишь стол в любовниках, Одна лишь ночь в избранницах, Ах, от тебя садовнику Вовеки не избавиться... Небесному - небесное, Земному - лишь земное. И ты летишь над бездною Счастливейшей звездою. Все понялА - отвергнула, Поцеловала - ахнула, Ну а теперь ответа жди От золотого Ангела! Пусть сыну честь - гранатою, А мужу слава - пулей, Зато тебя с солдатами Одели и обули. И ничего не вспомнила, Перекрестилась толечко - Налей стаканы полные, Зажри все лунной корочкой! Здоровье пью рабы твоей Заложницы у Вечности Над тайнами зарытыми, Страстями подвенечными. Какое это яблоко По счету своевольное. Промокшая Елабуга, Печаль моя запойная... Была б жива Цветаева, Пошел бы в ноги кланяться За то, что не святая ты, А лишь страстная пятница. И грустная, и грешная, И горькая, и сладкая Сестрица моя нежная, Сестрица моя славная. Дай Бог в гробу не горбиться, Мои молитвы путая, Малиновая горлица Серебряного утра! Леонид Губанов
Salieri: tpek пишет: Цветаева и Парнок Софья, может, и была природная лесби, а Марина явно нет: как влюбилась в Мандельштама, так сразу Софья стала ей неприятна. Истинную природу в карман не спрячешь!
Salieri: Арсений Тарковский Стол накрыт на шестерых — Розы да хрусталь... А среди гостей моих — Горе да печаль. И со мною мой отец, И со мною брат. Час проходит. Наконец У дверей стучат. Как двенадцать лет назад, Холодна рука, И немодные шумят Синие шелка. И вино поет из тьмы, И звенит стекло: «Как тебя любили мы, Сколько лет прошло». Улыбнется мне отец, Брат нальет вина, Даст мне руку без колец, Скажет мне она: «Каблучки мои в пыли, Выцвела коса, И звучат из-под земли Наши голоса». <1940> Марина Цветаева Всё повторяю первый стих И всё переправляю слово: — «Я стол накрыл на шестерых»... Ты одного забыл — седьмого. Невесело вам вшестером. На лицах — дождевые струи... Как мог ты за таким столом Седьмого позабыть — седьмую... Невесело твоим гостям, Бездействует графин хрустальный. Печально — им, печален — сам, Непозванная — всех печальней. Невесело и несветло. Ах! не едите и не пьете. — Как мог ты позабыть число? Как мог ты ошибиться в счете? Как мог, как смел ты не понять, Что шестеро (два брата, третий — Ты сам — с женой, отец и мать) Есть семеро — раз я̀ на свете! Ты стол накрыл на шестерых, Но шестерыми мир не вымер. Чем пугалом среди живых — Быть призраком хочу — с твоими, (Своими)... Робкая как вор, О — ни души не задевая! — За непоставленный прибор Сажусь незваная, седьмая. Раз! — опрокинула стакан! И всё что жаждало пролиться — Вся соль из глаз, вся кровь из ран — Со скатерти — на половицы. И — гроба нет! Разлуки — нет! Стол расколдован, дом разбужен. Как смерть — на свадебный обед, Я — жизнь, пришедшая на ужин. ...Никто: не брат, не сын, не муж, Не друг — и всё же укоряю: — Ты, стол накрывший на шесть — душ, Меня не посадивший — с краю. 6 марта 1941 («Стихотворение Марины появилось уже после ее смерти, — вспоминал Тарковский. — Для меня это было как голос из гроба».) Кстати, в «Зеркале» «Первые свидания» читает сам Арсений Александрович, — я сейчас это уточнил).
Крапива: Окуджава Меня удручают размеры страны проживания. Я с детства, представьте, гордился отчизной такой. Не знаю, как вам, но теперь мне милей и желаннее мой дом, мои книги и мир, и любовь, и покой. А то ведь послушать: хмельное, орущее, дикое, одетое в бархат и в золото, в прах и рванье - гордится величием! И все-таки слово "великое" относится больше к размерам, чем к сути ее. Пространство меня удручает, влечет, настораживает, оно - как посулы слепому на шатком крыльце: то белое, красное, серое, то вдруг оранжевое, а то голубое... но черное в самом конце.
tpek:
Salieri: Даа, хорошо. А какой это год?
Крапива: 1995. http://lib.ru/PROZA/OKUDZHAWA/zal_ozhidaniya.txt
Salieri: Спасиб!
tpek:
tpek: А еще очень невредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят… Каждому надо доставить свое удовольствие. Знаешь, как я на Парнас восходил?… — Ну а потом таскали меня недели три по салонам — похабные частушки распевать под тальянку. Для виду спервоначалу стишки попросят. Прочту два-три — в кулак прячут позевотину, а вот похабщину хоть всю ночь зажаривай… Ух, уж и ненавижу я всех этих Соллогубов с Гиппиусихами!
полная версия страницы